так дернуло. Но Михалыч только рукой махнул.
— Тебе не все ли равно? Никогда никем не интересовался, если б не я, на теперешнюю жену не взглянул бы, а вдруг надо душу выворачивать. Меня и так вывернет скоро от всех вас. Да, вот такой я. Не по нраву мне эти перемены. Ничего хорошего от них ждать не приходится, все зло. И власти дурят и народ кликушествует, все хороши. Только б раскачать да так что потом не вычерпаешь. Ассенизаторы нашлись.
Он сам понимал, что городит не то и не о том, но остановиться не мог. Его несло, он вспотел, махал руками, потом немного придя в себя, успокоился и сел. Вошла Оля.
— Михалыч, не обижайся на меня, зла не хотела. Но правда, тебе сперва надо в сам исполком избраться, а уж оттуда…
— Серьезно, — согласился я. — Опыта наберешься, людям покажешься, так и пойдет.
— Я дворник, а не общественник какой. Мне махать метлой положено, а не штаны протирать. Уж так повелось, так и идет.
— Но ты сам хотел.
— Я слово хотел донести, это другое. А дворник — да я так им и сдохну. Что уж тут непонятного.
Мы долго его уговаривали, но не уговорили. Только сам Михалыч, наверное, назло нам, уговорил бутылку «Столичной» пока беседовали. Его окончательно развезло от крепкого градуса, после чего он заснул на середине собственной фразы.
— Так чего пришел, странник?
Я вздрогнул, отбрасывая сторонние мысли. Поднявшись, Чернец указал мне на место, одной фразой охлаждая мой пыл. Сел сам, так же взглядом отправив всех, кроме своего поверенного, вон. Двери неслышно закрылись.
Кабинет Чернеца выходил небольшим, несмотря на кажущийся — за счет зеркал и окон до пола — объем. За спиной Протопопова висела картина, изображавшая, наверное, Христа, написанное, кем-то из современников. Что она должна означать, какую связь с хозяином демонстрировать, для меня осталось загадкой. Не то православие, не то веяние времени. А может просто давить размером. Ведь кроме длинного стола мореного дуба, и стеллажа с какими-то папками, в комнате ничего более не сыскивалось. Лишь сам Чернец и Христос над ним. Сразу вспомнились «Двенадцать» Блока.
— Я жду. Или потерялся?
— Нет, Дмитрий Юрьевич. Я пришел и вас обрадовать и другие ваши проблемы решить.
— Вот как? — приподнял брови, но не выказал удивления хозяин. — Так о чем таком кумекать будем? И за что ты меня наградить решил?
Я молча достал из сумки дело Протопопова и перебросил через весь стол. Оказалось, так тут не принято, надо отдавать через оставшегося в тени кресла безмолвного нашего соглядатая, при необходимости готового придти на помощь хозяину, уж точно ему, не мне. Он проворно подскочил, передал дело из рук в руки. Протопопов рванул папку на себя, взглянул, вздохнул и выдохнул. Посмотрел на меня, но вопроса задать не успел.
— У меня еще есть кое-что для вас. Вот эти банковские книжицы. Возьмите, — и передал уже как положено, через «шестерку» Чернеца.
Глядел на них хозяин местной преступности долго. Больше оттого, что никак в толк взять не мог, что это на меня нашло. Почему пришел и сразу начал выкладывать карты на стол: без условий, без предуведомлений, как в принципе, принято не только в воровской среде.
— Я жду объяснений, — холодно произнес Чернец. Впрочем, в голосе послышались нотки какой-то зависти и уважения. Да и взгляд переменился, наверно, именно так смотрит недоверчивый ребенок на Деда Мороза, первый раз тому являющегося, и его, такого шкоду и непослушника, оделяющего всем подряд, без единого слова или требования — вроде встать на стульчик и прочитать стишок. — Слишком долго жду.
— Это вам из запасов Ковальчука.
— Я уже понял, откуда взялось. Как ты вообще смог их достать?
— Случаем. Слышали, племянницу замдиректора «Асбеста» повязали на связи с мокрушником? — не знаю, но для порядка, скорее, я перешел на блатной жаргон и активно ботал по фене. — Это из ее запасников. Получил на папиросы, вот и решил передать вам.
— За дело спасибо, хотя убей бог не пойму… — но тут же спохватился. Перевел взгляд на соглядатая, потребовав и от него покинуть помещение. Тот даже не поверил словам хозяина, пришлось повторить уже громыхнув металлом в голосе. — Так а теперь выкладывай начистоту. Зачем пришел?
— Принес то, что вам действительно нужно. Вы ведь за вот эти бумажки — кивнул в сторону дела — давно с Ковальчуком поквитаться хотите. А тут еще повод, получить с него компенсацию за десять лет. Там почти два миллиона франков, кажется, самый раз.
— Говори и не дури, все, как есть. Откуда достал и почему предлагаешь.
— Я же сказал, от племянницы. Ее замели, дела не пошьют, но…
— Прекрати ботать, говори как человек, — раздражился Чернец. Я его охотно понимал, мое стремление все упростить хозяина только бесило. — Ты вообще как у нее оказался и как достал? Давай с начала.
— Я ее модельер.
— Бабский портной, — как-то презрительно произнес Чернец.
— Вообще-то мужской и модельер. Работаю в ателье. Но все вещи авторские. Она вышла на меня и попросила помочь с костюмом для дня рождения. Полагаю, лучше мне умолчать, как я узнал про сейф. Дело достаточно деликатное.
— Валяй, умалчивай. Что это за счета?
— Ковальчук через свою подставную фирму, зарегистрированную на Кипре, переводит деньги предприятия на счета в швейцарском банке, вот в этом. Если хотите, я покажу регистрационные бумаги и договора.
— Без надобности. Мне с ним не судиться, валяй дальше.
— Поскольку за сделки с валютой у нас тщательно расстреливают, а за вывод за рубеж активов и подавно, он решил скрыть следы. Перевел деньги на номерные счета, — я довольно подробно объяснил вору в законе основы банковской этики Швейцарской конфедерации. Тот молча кивал. — А поскольку коды доступа к этим счетам хранятся у Ковальчука, я считаю, вам надо с ним переговорить и поплотнее. Потому и принес.
— Не учи, малец. Но дело балакаешь годное. Пошли дальше. Я тебя услышал и принял все это. Теперь может скажешь еще, где у него коды хранятся? — в голосе прорезалась очень плохо скрываемая надежда. Тут же разрушенная качанием моей головы.
— Без понятия. Извините, Дмитрий Юрьевич, рад был бы помочь, но…. Тут только вашими умениями и познаниями можно договориться с хозяином.
— Что я его, на приступ возьму?
Я поднял руки.
— Вам виднее. Но нажимать вы умеете, об этом все в городе балакают.
— Вот давай без этого, ты еще пряником ни разу не был, по роже вижу, а уже лезет. Можно подумать, я тебя не раскусил. И не вижу, как тебе неймется мне предложить еще кое-что. Уже в качестве просьбы, а не пирога с малиной.
Верно, раскусил. Я кивнул и